Божественный Coviмерон-19. Поэма Жени Левкович

Несмотря на практически полвека предупреждений о неминуемом конце цивилизации, люди творчества оказались к этому концу готовы даже меньше обычных обывателей, худо-бедно, а создавших второй уровень устойчивости, хотя бы на уровне огорода. Предлагаем Вам поэму Жени Левкович, где автор пытается понять сущность и роль человека на пороге глобального кризиса и наметить мораль и нормы поведения нового времени.

МАРТ

I
Земную жизнь пройдя до половины,
Мне вновь пришлось любимое Окно
Покинуть сквозь чухонские равнины,
Привычно убедившись, что оно
Не плотно заперто, а если что – припрятан
Под Коткой ржавый ключик золотой…
Бежали рядом ёлки ряд за рядом
(Ещё не партизанским спец-отрядом)
Хоть пограничный дуб уж ныл: «Постой!
Зачем тебе туда? А может маску?
А может руки пятый раз помыть?
Ты повнимательней вчитайся в эту сказку…»
Но всё это на детскую раскраску
Столь походило, что лишалось права быть.

II
День уходил, и неба воздух тёмный
Клубился над просторами плотин,
И мой фрегат «Летучий» в Глубь Низин
Причалил. Тут же в Графский Лес укромный
Мне удалось добраться без причуд –
Без образин рогатых, чудо-юд –
Хоть маскарад как будто был в разгаре,
И хлоркою уже на тротуаре
Бесов гоняли кое-где… Но здесь, в Лесу –
Медведь ворчал лениво на лису,
Пел соловей, цвёл крокус, на весу
Нарцисс ронял в овраг своё: «Едва ли,
Вы что-нибудь прекраснее видали…»
И чайки гадили на всю эту красу.

III
«Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ…»
Куда? Кого? Совсем с ума сошли!
- Среда! - орёт будильник в исступленье.
Ну хорошо! На службу с ним ушли…
Мы прокатились в медленном трамвае,
Мы кофе выпили на ветреном углу.
Но кто-то кашлянул в Уханьсарае
И рухнул мир в безудержную мглу.
Трамваи кончились и прекратился кофе.
Кино, музеи, театры – всё под ключ!
Шлюх в кофешопах, шнапс в зелёном штофе –
Всех запереть и запретить! Кто при Голгофе?
Ну эти сами разбегутся, из под туч…

IV
Едва ко мне вернулся ясный разум
В нём замаячило заветное Окно(!)
Нырять в него, как в прорубь, было сразу…
Но поздно! – Видимо не суждено.
Сомкнулись ставни, и замки сменили
На электронный хитроумный код,
И всё, что оставалось на виниле
Расплавилось в онлайновой ванили.
Кот Шрёдингера и Чеширский кот
С котом Учёным собрались на вече,
Под вопли половцев и древних скифов вой,
Принять стремясь обличье человечье,
Отгородясь китайскою стеной
От человечества, чтоб скрыть своё увечье:

V
- Мы подошли к окраине обвала –
Промолвила улыбка без кота.
- У нас ещё такого не бывало –
Мяукнула коробка. – Суета
Всё это – рявкнул третий полосатый –
Здесь главное, чтоб цепь не подвела,
Как говорил великий вождь усатый…
- Который из усатых? - Голова
Без витязя в их тайный чат включилась –
А не был ли он также бородат
И сладострастно падок на Людмилость?...
Остолбенел усатый зоосад –
Забанить голову он был бы очень рад
Но голова в волнах 5G ютилась…

VI
Был грозен срыв, откуда надо было
Нырять с обрыва в тьму небытия…
Народ цеплялся за обмылки мыла,
За девяносто-градустность этила,
За ультра-фиолетовость светила,
За марлю, вату, аспирин... – Не я!!!
Талдычил каждый самозаключённый –
В тюрьму покорно введший сам себя –
Из социума самоисключённый
И невиновности презумпции лишённый
По догме первородности греха…
Вольтер вздыхал о либертарианстве,
Что google переводил: «контрактном рабстве»,
И выкипала на плите свобод уха…

VII
Ещё кентавр не пересёк потока,
Как всё вокруг заполнил жёлтый шум.
Летели вести смутные с востока,
А запад бодро восклицал: «Аум!»
И было всем немножко одиноко…
Но многие привычку обрели
Плевать с весны на осень. Провели
В онлайне все возможные уроки,
Все даты переврав, сорвав все сроки
Экзаменов и тестов. Подвели
Итог в итоге марта – караул!
Похоже все пропали, всё сорвалось…
Но Красной Площади всё это не касалось
И по часам сменялся караул.

VIII
Вот острохвостый зверь, сверлящий горы
Возник «ноль шесть - ноль шесть - ноль шесть» жуя…
- Ноль три – всплывал в сознании номер скорой.
Джеймс Бонд твердил, что семь и два нуля
Перед семёркой! Кто-то сто двенадцать
Упорно в скайпе силился набрать.
Пел некто хриплый: «Где мои семнадцать…»
Сорвалась в пропасть пятница тринадцать –
Ей удалось на этот раз сорвать
С собою вместе всё, что только можно,
А что нельзя – подмышкой прихватить.
Ноль восемь набирая осторожно
Мне чудилось, что время невозможно…
Нет, три недели свистнули, как пить…

IX
Безмолвны, одиноки и без свиты
Катились дни, как поезд под откос.
Лягушка с мышью, нитью басни свиты,
Перед Эзопом ставили вопрос:
«Коль ты творец – зиждитель этой байки

Что мышь летучая, ты впопыхах забыл?
Нам что? Бежать к создателю Незнайки?
Он, кстати, умер как и ты!» Уже нет сил
Вникать в проблемы разноцветных мышек,
Переживать за кошек и собак –
Похоже в жизни нашей их излишек… –
Скажи, Творец, что всё-таки не так
С твоим твореньем, коль оно готово
Залезть в силки любого птицелова?

X
Кто мог бы, даже вольными словами
Банальной прозы всё пересказать? –
С восторгом мы бы ринулись за вами,
И стали б вас день напролёт читать,
И ночь насквозь… Но нет таких в Пьемонте,
В Наварре не сыскать и даже здесь,
Где на Гумнищах помнят о Бальмонте,
Где длится Cеверянинская спесь
И продолжают воевать на первом фронте,
Хоть в Пастернак Ахматовой залезть
Мешает Гумилёв. Как всё же страшен
Промозглый и пустой Фонтанный дом…
Но мёртвых душ второй сожжённый том
Являет алиби для всех забытых пашен…

XI
Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,
Мне было б легче кротко промолчать –
На каждом слове утвердив печать
Беспамятства, нырнуть в песок зыбучий
Свободных мыслей… Боже, что ещё
Возможно пожелать в трясине адской
Увязнув? Разве вести, что прощён?
Что цепь разорвана блокады Ленинградской?
Что все свободны… Только Бухенвальд
Опять дымит тихонько за портьерой.
Хатынь пылает. Тенор, тусклый альт
И баритон визгливый под Ривьерой
Договорились обо всём. А мы – тщета
Голубоглазая, нагая нищета…

АПРЕЛЬ

I
В то время как внезапная тревога
Нас затворила в четырёх стенах,
Шёл Пост Великий. Бес морочил Бога
Пока Он корректировал Танах
Посредством Сына в сумрачной пустыне…
Затихло всё и даже Благовéст
Звучал ну если только в Палестине,
И то, пожалуй, лишь на той картине –
В музее, маслом… Приближался крест,
Но понести его никто не мог,
И даже поднести никто не смел.
Бес ликовал. Развёл руками Бог
И отстранился от бесцельных дел.
И огласили предварительный итог:

II
Когда одну из наших сил душевных
Сравняли с прахом и свели на нет,
Чем можем мы, помимо блюд кошерных
И эфемерно золотых монет,
Располагать? Свободою в пространстве
От коридора и до счётчика?
Нас могут обвинять в Либертарьянстве
И штраф вменять! Ведь правая щека
У нас всегда готова съехать влево
И вновь подставиться, стеная про ♯metoo,
♯Harassment и… ♯Пускай не королева,
Но ♯гадит англичанка! Суету
У нас ещё не возвели в запрет?
У них – уже, с поправкой про минет…

III
Вослед вождю, послушливым скитальцем
«Не выходи из комнаты!» стенал
Всяк смерд, ещё способный средним пальцем
Нажать на кнопку лифта и в подвал
С мансарды съехать. Кажется неважным
Весь этот перечень посредственных причин,
Тем более, что полыхал камин
И приговор гремел делам бумажным:
«Не выходи их комнаты! Уймись!
Тебе огромную медаль дадут за это…»
Весна шептала в ужасе: «Очнись!
Ты едешь по апрелю без билета!
Как мне достичь тебя, когда ты спишь?!!!»
И горько плакала подопытная мышь.

IV

В тот самый час, когда томят печали
И кажется, что всё предрешено…
В тот самый час, слыхали ль вы… Едва ли!
Вы были с комнатой тюремной за одно!
Вы мебели давали волю слиться
Со лбом обоев и затылком рам!
Вы выступали в роли очевидца,
Но не участника трагедии, и в храм
Где всё сейчас решалось, объявиться
Вы не стремились вовсе. Суета
Тихонько вас чесала за ушкóм
И в горле застывал удушья ком,
А разум партизанил и ползком
Пытался вам вменить свои счета.

V
Тогда мы очутились за порогом
Неведомо чего, незнамо где…
Мы оправдались полностью пред Богом,
Но замарались целиком, везде –
В сейчас и во вчера, и в послезавтра –
И что теперь? Куда нам отплывать?
Молчит, как партизан под пыткой, Автор…
А нам его по имени назвать
Невмоготу совсем. Немеет плоть
И тает льдинкой в солнечных лучах.
Ижора жрёт и хлещет водку водь.
Подснежник на обочине зачах.
Весне грядущей всё почти возможно,
Но всё сейчас размыто и тревожно…

VI
Мы были на последней из ступеней –
Буквально шаг один и мы – в раю!
Но группа лауреатов на краю
Потери грантов, премий – санкций, пени
Боялась дóсмерти и больше чем её…
Они употребляли мумиё
И знали: главное не наступить в своё
Же… Прочее почти не важно –
Проходит всё! И это, без следа,
В забвение, в конце концов, отважно
Нырнув, пройдёт… Пока белиберда
Любая проходила в местном клубе
С восторгом, коль на ней, без лишних прений
Корона красовалась от “Youtube”.

VII
Читатель, если ты в горах, бывало
Встречался с эхом собственных речей,..
Ты помнишь эту пропасть интервала
От ”ergo sum” до отклика «ничей»?
Сперва ты слышишь «иго страшных дум…»
И в мыслях молнией проносится «дурак?»
Тогда горланит Эхо «тугодум!»
Ты понимаешь, что опять не так
Всё понял и пытаешься постичь
Лукавой нимфы хитрых слов подтекст.
Слова ты ловишь, как охотник дичь,
А в них нет смысла, только лишь контекст
Огромных скал, висящих в облаках
На чьих-то необъемлемых руках…

VIII
Ход не мешал речам, и речи – ходу;
Мы шли куда-то. Видимо вперёд.
Лауреаты сочиняли оду
Короне вируса. Рукоплескал народ,
Хотя его почти не видно стало
Когда врубили масочный режим.
Пижама, Инстаграма покрывало…
Не прекращаясь, жизнь переставала
Существовать. Шептало: «убежим
Куда-нибудь» растерянное эхо.
Ему теперь хоть кто-нибудь внимал
Лишь если слышались раскаты смеха
И коридор вдруг становился мал
Для безусловности всемирного успеха.

IX
Час понуждал быстрей идти по всклону,
А всклон всконялся всклонною стеной.
Держал ли центр тяжести колонну
Под ангелом в моём Окне?... За мной
Немного путников беспутных увязалось.
Мы шли быстрей, не двигаясь вперёд.
Мы шли и всем нам что-нибудь казалось:
Одним туман, иным – пологий лёд,
А некоторым – тёплый
день погожий,
Безоблачный апрельский будний день…
Искал свою исчезнувшую тень
Под маской-невидимкою прохожий.
И начинала зацветать сирень…

X
Пока мы шли, друг другу вслед, по краю
Какой-то пропасти невидимой, потерь
Скопилось много. «Роль не доиграю» -
Скрипела мне очередная дверь.
Мы шли… Апрель способствовал движенью,
Включал для нас везде зелёный свет
И нам хотелось что-нибудь в ответ
Ему преподнести. Но отраженью
Преображенья было слишком рано
На нас взглянуть с небесного экрана.
И мы всё шли и шли, и снова шли,
Лишь изредка переводя дыханье,
И спрашивая: «Что-нибудь нашли
Уже?» Заката колыханья

XI
Мои глаза так алчно утоляли,
Что не хотелось вовсе вдаль смотреть.
Инсту заполонили Ковид-Ляли,
Визжа про неминуемую смерть.
Апрель, почти пройдя, стоял у двери
И вдаль глядел, и слушал ветерок,
И обернувшись обронил во тьму: «Не верю…
Меня у вас украли. Невдомёк
Свобода вам?! Но воля… Как же можно
Без боя целый месяц дать украсть
Из жизни…» Мы молчали осторожно
Под штрафы истово стараясь не попасть.
Мы жаждали свободы, но напасть
Режима шевелилась в нас подкожно...