Краткий обзор моделей будущего по материалам художественной литературы и публицистики

В романе Николая Гавриловича Чернышевского «Что делать?» будущему посвящен «четвертый сон Веры Павловны», внимательно изучавшийся в советское время в средних школах. Особенностью описанного будущего было достаточное малолюдье (забегая вперед, отмечу, что это общая черта любой утопии), и высочайшая мобильность населения. Большая часть русских людей у Чернышевского буквально кочует за изменениями климатических сезонов – из Сибири в Аравию, которая оказывается зачем-то освоена под сельскохозяйственные угодья, затем в Европу, опять в Сибирь… Чем занимаются все эти люди? Практически все – физическим трудом, облегченным механизмами до того, что его и трудом-то не назвать, так, легкая зарядка. Большая часть – еще и творческими профессиями, очевидно, после обязательной работы; есть и интеллектуалы, но индивидуальную работу Вере Павловне во сне не показывают, вероятно – она не так уж изменилась со времен её бодрствования. Вечерами у «людей будущего» то, что сейчас назвали бы клубным отдыхом – кто-то исполняет свою музыку, кто-то слушает, кто-то танцует, кто-то демонстрирует картины… Клубы будущего оборудованы комнатами, где можно уединятся парам, и служат дополнительно домами свиданий. Проводница Веры Павловны «Любовь», говорит : «ты видела  - они уходили, они приходили; они уходили — это я увлекла их, здесь комната каждого и каждой — мой приют, в них мои тайны ненарушимы, занавесы дверей, роскошные ковры, поглощающие звук, там тишина, там тайна; они возвращались — это я возвращала их из царства моих тайн на легкое веселье».

В общем, можно сказать, такое будущее стало вполне настоящим для россиян…

Зачем существует все происходящее в этом будущем, Чернышевский не особо задумывается. Спокойная жизнь без борьбы за выживание, удовлетворенность всех низких (по Маслоу) потребностей – вполне устраивает его, как идеал. Высокие потребности он ведь и при царизме удовлетворял… С едой похуже было...

И все же в этом романе звучит формулировка определенного идеала жизни людей, того будущего, ради которого стоит жить в настоящем: «здесь всякое счастье, какое кому надобно. Здесь все живут, как лучше кому жить, здесь всем и каждому — полная воля, вольная воля».

Хорошо? Только ведь если полная воля – из человека зверь вырастает, который неволей социума был задавлен. Не обязательно хищный – чаще всего просто блудливая, вороватая, ленивая обезьяна.

Посмотрим, как менялось представление о счастливом будущем в русской литературе в дальнейшем.

У Ивана Ефремова в романе «Туманность Андромеды» действие происходит через десяток тысячелетий после времени выхода романа в печать, в совершенно ином мире. Но человек биологически остался у него тем же, эволюция не продвинулась. И поэтому в светлом будущем действуют жесткие механизмы воспитания. Например, есть такие  «12 подвигов Геракла», которые должен совершить молодой человек, чтобы его признали совершеннолетним. Три года таких подвигов (в СССР был аналог – три года работы «по распределению», где-то в глухой провинции, да еще два года в армии, в чуждой этнически и морально среде) – и вот молодой человек готов жертвовать собой ради … допустим, покорения Космоса. И действительно ведь – оставив космос автоматам, что мы предложим людям? Возможность выбирать развлечения?  В итоге вместо положенных медициной того времени 170 лет, человек будущего у Ефремова живет вполовину меньше. Приведу пример - отрывок разговора Мвена Маса с психиатром Эвдой Наль, героев «Туманности Андромеды»:

— И всё равно большинство людей — настоящих работников — живут только половину возможных лет из-за сильнейших нервных напряжений. Насколько я понимаю, с этим медицина бороться не может — только запрещать работу. Но кто же оставит работу ради лишних лет жизни?

— Никто, потому что смерть страшна и заставляет цепляться за жизнь лишь тогда, когда жизнь прошла в бесплодном и тоскливом ожидании непрожитых радостей, — задумчиво произнесла Эвда Наль, невольно подумав, что на острове Забвения люди живут, пожалуй, дольше.

(Остров Забвения – это такая оригинальная тюрьма для уголовников будущего, где они живут своими законами).

Современным читателям, нацеленным на добычу кайфа из любого дерьма жизни, система ценностей героев Ефремова не понятна. Прочел на форуме: «У Ефремова девушки-студентки, путешествуя по Средиземноморью, говорят о памятниках архитектуры. Он что, не знает, о чем обычно в путешествиях говорят девушки?»

В другом обзоре читаю: «отправлять отчаянных смельчаков в далёкий угол галактики на произвол судьбы, и пусть типа они там сами решают все свои проблемы — это как-то не совсем правильно и рационально. Думаю, что всегда, когда в космос можно отправить роботов, туда нужно отправлять роботов. Люди при этом вместо того, чтобы переться чёрти куда, могли бы спокойно оставаться на Земле. Любить, кайфовать, веселиться».

Иван Ефремов, человек очень умный, как раз и понимал – дать людям жизнь, в которой можно безгранично любить, кайфовать, веселиться – значит, обречь человечество на деградацию. Физическое наше тело, тело примата-хищника, не предусмотрено для такой жизни. Обязательно начнется доминирование над себе подобными, насилия, издевательства. И Ефремов показывает это на примере «острова Забвения», где преступники живут, как им хочется. Нет, уж лучше направить энергию зверя, который внутри нас, на колонизацию космоса…

В повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди» кажется, впервые в советской фантастике ставится вопрос о необходимости изменения биологического носителя разума – человека. До того Стругацкие пытались обойтись полумерами – интернатным воспитанием детей, новыми приемами педагогики, даже с применением постоянного видеоконтроля за воспитанниками и применением прямого насилия к детям – укладыванием спать с помощью «гипноударов»… Но постепенно стало понятно, что это не убьет внутреннего зверя, а лишь слегка его «залакирует», пользуясь выражением Ницше.

Показателен диалог между Баневым – главным героем повести – и юношей, не названным в повести:

- Прогресс, — сказал он, — это движение общества к такому состоянию, когда люди не убивают, не топчут и не мучают друг друга.

 

— А чем же они занимаются? — спросил толстый мальчик справа.

— Выпивают и закусывают квантум сатис*, — пробормотал кто-то слева.

* сколько нужно. — Ред.

— А почему бы и нет? — сказал Виктор. — История человечества знает не так уж много эпох, когда люди могли выпивать и закусывать квантум сатис. Для меня прогресс — это движение к состоянию, когда не топчут и не убивают. А чем они там будут заниматься — это, на мой взгляд, не так уж существенно. Если угодно, для меня прежде всего важны необходимые условия прогресса, а достаточные условия — дело наживное...

— Разрешите мне, — сказал Бол-Кунац. — Давайте рассмотрим такую схему. Автоматизация развивается в тех же темпах, что и сейчас. Тогда через несколько десятков лет подавляющее большинство активного населения Земли выбрасывается из производственных процессов и из сферы обслуживания за ненадобностью. Будет очень хорошо: все сыты, топтать друг друга не к чему, никто друг другу не мешает... и никто никому не нужен. Есть, конечно, несколько сотен тысяч человек, обеспечивающих бесперебойную работу старых машин и создание машин новых, но остальные миллиарды друг другу просто не нужны. Это хорошо?

— Не знаю, — сказал Виктор. — Вообще-то это не совсем хорошо. Это как-то обидно... Но должен вам сказать, что это всё-таки лучше, чем то, что мы видим сейчас. Так что определенный прогресс всё-таки налицо. …

— А ваших героев, которых вы так любите, устроило бы такое будущее?

— Да, конечно. Они обрели бы там заслуженный покой.

Бол-Кунац сел, зато встал прыщавый юнец и, горестно кивая, сказал:

— Вот в этом всё дело. Не в том дело, понимаем мы реальную жизнь или нет, а в том дело, что для вас и ваших героев такое будущее вполне приемлемо, а для нас это — могильник. Конец надежд. Конец человечества. Тупик. Вот потому-то мы и говорим, что не хочется тратить силы, чтобы работать на благо ваших жаждущих покоя и по уши перепачканных типов. Вдохнуть в них энергию для настоящей жизни уже невозможно. И как вы там хотите, господин Банев, но вы показали нам в своих книгах — в интересных книгах, я полностью "за" — показали нам не объект приложения сил, а показали нам, что объектов для приложения сил в человечестве нет, по крайней мере — в вашем поколении... Вы сожрали себя, — простите, пожалуйста, — вы себя растратили на международные драки, на вранье и на борьбу с враньем, которую вы ведете, придумывая новое вранье... Как это у вас поется: "Правда и ложь, вы не так уж несхожи, вчерашняя правда становится ложью, вчерашняя ложь превращается завтра в чистейшую правду, в привычную правду...". Вот так вы и мотаетесь от вранья к вранью. Вы просто никак не можете поверить, что вы уже мертвецы, что вы своими руками создали мир. который стал для вас надгробным памятником. Вы гнили в окопах, вы взрывались под танками, а кому от этого стало лучше? Вы ругали правительство и порядки, как будто вы не знаете, что лучшего правительства и лучших порядков ваше поколение... да попросту недостойно. Вас били по физиономии, простите, пожалуйста, а вы упорно долбили, что человек по природе добр... или, того хуже, что человек — это звучит гордо. И кого вы только не называли человеком!..

Прыщавый оратор махнул рукой и сел. Воцарилось молчание. Затем он снова встал и сообщил:

— Когда я говорил "вы", я не имел в виду персонально вас, господин Банев.

— Благодарю вас, — сердито сказал Виктор.

…Он ощущал неловкость — многое из сказанного было правдой, и он сам думал так же, а теперь попал в положение человека, вынужденного защищать то, что он ненавидит. Он ощущал растерянность — непонятно было, как вести себя дальше, как продолжать разговор и стоит ли вообще продолжать... Он оглядел зал и увидел, что его ответа ждут, … что они действительно не испытывают ни малейшего чувства благодарности или хотя бы элементарного уважения к нему, Баневу, за то, что он пошел добровольцем в гусары и ходил на "рейнметаллы" в конном строю, и едва не подох от дизентерии в окружении, и резал часовых самодельным ножом, а потом, уже на гражданке, дал по морде спецуполномоченному, предложившему ему подписать донос, и шлялся без работы с дырой в легких, и спекулировал фруктами, хотя ему предлагали очень выгодные должности... А почему, собственно, они должны уважать меня за всё это? Что я ходил на танки с саблей наголо? Так ведь надо быть идиотом, чтобы иметь правительство, которое довело армию до такого положения... Тут он содрогнулся, представив себе, какую огромную мыслительную работу должны были проделать эти птенцы, чтобы совершенно самостоятельно прийти к выводам, к которым взрослые приходят, ободрав с себя всю шкуру, обратив душу в развалины, исковеркав свою жизнь и множество соседних жизней... да и то не все, а только некоторые, а большинство и до сих пор считает, что всё было правильно и очень здорово, и если понадобится — готовы начать всё сначала... Неужели всё-таки настали новые времена?

Гениальное прозрение А. и Б. Стругацких, о том, что человечество дошло до пределов своего развития и сейчас находится в эволюционном тупике, откуда есть только один путь – в деградацию, слишком жестоко, чтобы быть воспринято массами, которые, к тому же, все равно ничего не могут предпринять по этому поводу. Разве что продолжать выпивать и закусывать «квантум сатис».

Внутреннего зверя, требующего топтать и убивать, невозможно выдрессировать надолго. Обязательно сорвётся. Об этом написан хороший роман «Остров доктора Моро».

Дальнейшие перспективы разума на Земле связаны с отказом от человека, как его носителя и от человечества, как «точки приложения сил».

К сожалению, российских фантастических текстов на эту тему я не нашел. Но обращу внимание читателя на роман «Происхождение» Дэна Брауна, где рассматривается следующий эволюционный скачок – замена человечества созданными людьми разумными компьютерами.

На самом деле это единственный пока реалистичный и достоверный вариант будущего, которое отвечало бы моральным требованиям людей, сформулированным в книге «Культура и этика» Альберта Швейцера еще в начале ХХ века. Новая цивилизация разумных машин будет свободна от необходимости убивать чтобы жить, и унижать, чтобы самоутверждаться, от чего человечество не может освободиться даже в мечтах.

На «Гадких Лебедях» вполне можно остановиться. Не обозревать же всерьез «имперскую фантастику», где Россия – межзвездная монархия, или СССР воюет с фашистами на других планетах, а доблестные чекисты проникают в прошлое и спасают Сталина от рук врачей-убийц… Вкупе с творческим бессилием, эти романы оказываются поражены тем же недугом, что и современная зарубежная фантастика – они не раскрывают причины, почему вдруг современный человек становится человеком будущего и в чем, собственно, они друг от друга отличаются. (В романах Лукьяненко из серии «Квази», правда, дается объяснение – вводится элемент перерождения…)

Всеволод Алферов, глава издательства фантастики «Снежный Ком», дал такое определение нынешнему положению дел: «Российская фантастика перестала продуцировать смыслы в глобальном масштабе. Наша мысль замыкается в рамках либо одного явления, либо будущего конкретно России. Мы стали куда реже создавать идеи, которые были бы привлекательны и важны где-либо за пределами России. Ну а напоследок скажу, что у меня и как у автора, и как у человека, который работает в издательстве и очень много фантастики читает — напоследок скажу, что даже у меня, фантаста, много вопросов к будущему, и по правде фантастика вовсе не дает на них ответов. Например, понятно, что такого будущего, как в классический век фантастики, уже не будет. Звездолеты, бороздящие просторы галактики, вот это все… Но хоть что-то из этого еще можно спасти или нет? Есть ли вообще будущее, как мы его себе представляли раньше, или это будет такое вечное настоящее, только на немного другом уровне технологий? Через меня проходят сотни произведений и, по правде, ни одно не дает ответов на эти вопросы».

Мы, или правильнее сказать – лучшие из нас, спустя столетие после Альберта Швейцера наконец поняли, что «Добро - то, что служит сохранению и развитию жизни, зло - есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей», а следовательно, все наши удовольствия, радости, вся наша жизнь, основанная на убийствах и разрушении других жизней,  несет зло в окружающий мир. Мы уже понимаем, что от этого «первородного зла», звериной природы человека, нам никуда не скрыться. И даже в фантастике мы не видим описания идеального общества, в которое можно было бы поверить. Пора бы признать, что будущее развитие – не за нашим биологическим видом. Или довольствоваться тем, что будущее – это то же настоящее, только с новыми гаджетами.

 

Юрий Шевчук, «Зеленый Крест»